Anar

[Anar]

Произведение - лауреат одного и-нет лит. конкурса. И меня мучает один вопрос - заслуженно ли? Приятна будет Ваша оцека.

 

Со смертью в ладонях

 

Подавленный, я просто сидел на скамейке. Не было ни единой мысли, хотя нет, они были, они вертелись в безумном круговороте, но я их даже не замечал. Пусть всё будет так, как оно было всегда, а я тихонько посижу рядом, и отвлекусь. Пусть мои губы поприветствуют знакомого, прогуливающегося по парку, пусть глаза сверкнут уважением, а я просто посижу рядом. Опять в жизни случается то, чего не хочется видеть. Ищешь выход, находишь, ищешь выход, находишь. Но как же все-таки хочется хоть раз найти вход, и войти, вместо того, чтобы постоянно уходить. Как больно видеть чужую смерть, и как легко найти свою.

Дождик. Именно дождик, такой мягкий и приятный, но таким он был когда-то. Настолько не хочется чувствовать что-то пробуждающее, что даже тело содрогается в приступе раздражения от мелких капель. Люди разбегаются, в ожидании ливня, загруженные собственной жизнью. Значит, я все-таки не одинок, сотни других сердец точно также скрываются от пробуждения чего-то нового. И лишь маленькая девочка, неподалеку, радуясь и кружась, сливается с нежным дождем, танцуя с ним в паре. Вот тот человек, который спокойно может наполнить свое легкое, не отягощенное, сердце любовью дождя. Мелкими шажочками пробежала зависть, и я уже было поднял голову, удивится дождю, просто поздороваться, но нет, шея была как будто без позвонков, и я откинул текущие мысли, просто приняв их за бред. А девочка смеялась, радуясь дождю.

Как больно было знать, что она смеялась для меня, приглашала поучаствовать в этом удивительном представлении. Но окаменевшее тело, не хотело давать ни малейшего представления о жизни. А девочка, кружась, осторожно шла в мою сторону. Она что-то держала в руке, какой-то мерзкий и противный комок черной слизи, который почему-то не разваливался в её маленьких ручках. Радуясь, живя, маленькая девочка подходила всё ближе и ближе, и я узнал то, что она держала в руках. Я истратил слишком много времени, чтобы найти это, и я не мог представить, что этим владеет маленькая девочка, пляшущая под дождем. Ведь это была моя смерть. Я никогда не видел её, а когда увидел, обрадовался этому. Девочка подошла ко мне, очень осторожно, немножко опасаясь, без слов, и.., и она протянула руки, открыла ладони. Смердящий запах, противный вид, ужасающий шторм грязи в руках маленькой девочки, держащую всю эту гадость с, кто бы мог подумать, любовью. Она еще ничего не понимает. Но, оказалось, что она знает гораздо больше чем я. Она расставила ладони, и я не ожидал, что смерть так и упадет ко мне на мои трясущиеся руки, этой противной жидкостью, и, уходя сквозь пальцы, маслянистым пятном, окажется на асфальте.

Как бешеный, я вскочил с лавки, и всеми возможными способами, ругаясь, я начал собирать свою смерть. Я никому её не отдам, не позволю затоптать, я сам её похороню, только я ёё владелец. И я даже не слышал, что маленькая девочка что-то слёзно просила у меня, но мне было не до этого. Что может быть важнее, чем разобраться со своей смертью, которая растекается перед твоими ногами?

А я так и не услышал, что маленькая девочка просила вернуть ей её жизнь, которую я испил до капли, наблюдая за праздником весеннего дождя. Плача, она превращалась в пепел, и всё еще пыталась разбудить меня. А я, уже без надежды собрать свою смерть, начал палить её во всех видах огня, проклинать именем всех, кто есть на свете, топтал её. Но затоптали все-таки меня, пьяная толпа этих гребаных футбольных фанатов. Резкие, пронизывающие воздух удары, и я уже лежу, накрывшись алым одеялом крови, которая постепенно сливалась с этим противным комком грязи, называющим себя смертью.

Люди разбежались, и я опять остался в парке один. Смерть уже не возможно было отыскать, она растворилась, а быть может, по этим ручейкам, забежала к своему владельцу. Я перевернулся на спину, ребра сошлись в жестоком приступе боли, левая рука была сломана. Я не увидел неба, я не увидел солнце, я увидел только пепел, еще теплый, парящий и наблюдающий. И я вспомнил о девочке, так сладко радующейся привычному, и так нежно держащую смерть. Мне стало жаль от этой утраты, и я, как она, мысленно приплясывая, поблагодарил дождь, омывающий мое лицо. И вдруг, что-то яркое, солнечное зашевелилось в теле, пробежало по нему, и выпрыгнуло, позволив увидеть себя. Жизнь! Яркий, парящий, переливающийся комочек света подлетел и взорвался, в такт моему смеху, сотнями разноцветных искр, и смешиваясь в одном вихре с парящим пеплом улетел, обретая покой......

 

 

 

[Anar]

Войнаровская и Пулатова

рассказы девушек Fleur

 

 

 

Елена Войнаровская

В ожидании ангела

Григорий сидел на крыше своего девятиэтажного дома, у самого краешка и смотрел вдаль, в ту точку горизонта, где оживленная автострада сливалась с ночным небом...Это была точка рождения и смерти движущихся огней: одни внезапно возникали Ниоткуда и мчались по направлению к его дому, другие - стремительно удалялись от него, чтобы исчезнуть в Никуда...

Дальнейшее существование представлялось Григорию совершенно бессмысленным, - он потерял все, абсолютно все...Потерял в один день, в один час...Все те вещи, которые составляли суть его жизни, наполняли ее светлыми надеждами и радостными ожиданиями стали теперь лишь мрачными воспоминаниями, медленно и неумолимо разрушающими его сознание. Эти воспоминания были точно кислота, разъедающая ткань действительности, выжигающая на ней страшные дыры...Где-то глубоко внутри него какой-то слабый, далекий голос говорил ему о том, что со временем все изменится, и он сможет оживить окружающие его теперь бесполезные мертвые вещи, вдохнув в них Новый Смысл...Но этот голос был настолько слаб, что его почти невозможно было различить в какофонии громких, надрывно-истеричных голосов Хаоса...Его сознание перестало быть единым материком, оно превратилось в серию маленьких, раздробленных островков, которые вот-вот должны были уйти под воду, захлебнувшись в волнах безумия...

Был теплый сентябрьский воскресный вечер. В это время года воздух обычно напоен неуловимыми, щемящими душу ароматами умирающего лета, а в небесах всегда очень много звезд. Однако смотреть сегодня на звезды Григорию совершенно не хотелось, - он не отрывал взгляда от магической точки на горизонте...Ему нравилась мысль о том, что смерть огней наступает в той же точке, где и рождение, - это привносило в его мир ощущение повторяемости, цикличности, завершенности, а главное - смягчало, деконкретизировало, окутывало покрывалом туманной двусмысленности страшное и безапелляционное слово "Конец"... Григорий знал, что сегодня никто к нему не придет, как, впрочем, не придет и завтра, и послезавтра...Он был холост, с коллегами по работе почти не общался и, вообще, очень трудно сходился с людьми. Единственный его друг, Федор Сироткин, - в данный момент находился в заведении для душевнобольных, - приходил в чувства после неудачной попытки проститься с этим миром навсегда.

Дружить с Сироткиным было непросто, - в нормальном, бодром состоянии - он был невыносим, он буквально "убивал" всех своей бьющей через край мальчишеской энергией, диким блеском в глазах, громким "декламаторским" голосом и целым букетом "рационализаторских" идей, которые зачастую плохо соотносились с действительностью...Когда же у него случались депрессии - он почти не разговаривал.

И все-таки они держались друг за друга, словно двое обреченных на тонущем корабле. Григорий с горькой улыбкой подумал о том, что ни один из этих обреченных, увы, не может помочь другому. Потому, что ни один из них никогда не сумеет предоставить другому ПРОЧНУЮ и НАДЕЖНУЮ опору в этом жестоком, бушующем море человеческих страданий. Ведь каждый из них, сам по себе был слишком НЕПРОЧЕН и слишком НЕНАДЕЖЕН...

Именно в тот момент, когда в голове у Григория мрачным свинцовым дирижаблем проплывало слово "НЕНАДЕЖЕН" он вдруг услышал голос, вернее тоненький робкий детский голосок откуда-то из тьмы.

- Ты думаешь, что ты обречен? Это не правда...

Григорий обернулся и увидел в нескольких шагах от себя маленькое существо в белом, с милыми, трепещущими на ветру крылышками за спиной. Если бы не одна существенная деталь, - он решил бы, что это - прехорошенькая, преглупенькая школьница, вырядившаяся в карнавальный костюм...Но эта "прехорошенькая, преглупенькая школьница" почему-то висела в воздухе в полуметре над бетонной крышей и еще, - она вся светилась изнутри каким-то странным мерцающим светом, как будто в ее венах пульсировала неоновая кровь...

- Ты думаешь, что твоя боль неизлечима... - осторожно продолжало существо. - Но, на самом деле, все обстоит совсем не так...

Григорий не желал вступать в беседу с персонажами из собственных галлюцинаций. Его сверхразвитое воображение однажды сыграло с ним чудовищную, злую шутку, да такую, что впоследствии он готов был отрицать даже самые простые, очевидные, всеми признанные факты... Он с вялым любопытством глядел в ее сторону и думал о том, что сойти с ума в его случае, возможно - не так уж и плохо. Сумасшедшие - те же дети, они свободны от такой чепухи, как мораль, совесть, чувство долга. Они не несут ответственности за свои поступки, они не раздумывают над каждым шагом, они руководствуются импульсом - и в этом их величайшее счастье. И даже если они страдают, то делают это с грандиозным размахом, превращая весь мир в театральные подмостки, и даже небо для них становится всего лишь декорацией, на фоне которой разворачивается их ЛИЧНАЯ ТРАГЕДИЯ.

...Григорий глядел на нее и удивлялся тому, как правдоподобно и реалистично выглядят некоторые детали... Ветер играл со складками ее платья, развевал светлые локоны. Бледные пальчики вздрагивали, сжимались и потом снова безвольно опускались вниз. Она плыла по воздуху, повинуясь малейшим движениям ветра и ему на мгновение представилось, что над ними - огромный черный океан, а это существо - просто тоненькая ниточка золотых водорослей, которая качается вместе с подводным течением...На ее щеках пылал странный лихорадочный румянец, какой бывает обычно у больных детей, а глаза светились такой невинностью и чистотой, что Григорий вдруг устыдился своей дикости и нелюдимости. Ему стало неудобно за то, что к нему обращаются, а он - никак не реагирует. Между тем, существо продолжало:

- Ты думаешь, что тебе никто не поможет?...Ты ошибаешься, твой ангел просто немного запаздывает, но он все видит, он знает о тебе все...Очень скоро он будет здесь...Чтобы помочь...Чтобы спасти тебя...Просто поверь мне и подожди...Осталось еще совсем немного...

Существо смотрело на него таким умоляющим взглядом, что Григорий уже почти был готов поверить в реальность происходящего...Он всем корпусом развернулся в ее сторону и неожиданно низким для себя самого, осипшим голосом спросил:

- А кто же тогда ТЫ?

- Я - ангел, но только не твой. - При этих словах существо смутилось и опустило глаза.

- А чей?

- Твоего соседа...справа по лестничной клетке. - Бедное существо не решалось поднять глаза. Григория же начинало разбирать любопытство:

- А что, моего соседа тоже нужно спасать? Ему тоже нужна экстренная помощь?...Зачем ему ангел?

Григорий вспомнил отвратительную, вечно лоснящуюся от жира соседскую физиономию, отвисший живот, выпученные глазки и поводок в руках, на котором вечным приложением болтался тупой перекормленный бультерьер...Ему почему-то стало еще хуже.

Несчастное существо с поникшими крыльями чуть не плакало. Заикаясь, сбиваясь с мысли, она еле слышно прошептала:

- Ну... понимаешь...у него на работе неприятности: он с горя выпил лишнего, а завтра сутра у него будет похмелье, ему будет очень плохо...

Григорий прищурил глаза, искривил рот в страшной улыбке, и с каким-то садомазохистским остервенением продолжал "допрос":

- Так ведь это будет только завтра!!! А сейчас, СЕЙЧАС:зачем ему ангел?!!

Слезы катились по невинным, нежным ангельским щекам. Существо сникло и отвечало уж как-то совсем растерянно и невнятно:

- Его хотят уволить...за пьянство. Он погряз в долгах, и еще у него...фурункул на шее. Это очень неприятно. В общем, ему сейчас не сладко...Мне нужно его поддержать.

Григория теперь так трясло, что он даже и думать забыл, что еще пять минут назад принимал этого бедного ангела за плод собственного больного воображения...Его уже "понесло" и он не мог остановиться.

- Поддержать?!! Так ведь у него есть жена. И сын-дегенерат и любимая собака-людоед!!!

Существо наконец пришло в себя, подняло глаза и ответило тихо, но с достоинством:

- Зачем ты так. Это - совсем несопоставимые вещи...Ни жена, ни, тем более, собака никогда не смогут заменить ангела. Я понимаю, - тебе все это кажется глупым и несправедливым, мне и самой иногда многое непонятно, но ТАКОВ ПОРЯДОК ВЕЩЕЙ и никто не имеет права его нарушать.

Григорий замолчал. Он тупо глядел себе под ноги, пытаясь носком ботинка сбить с крыши подвернувшийся камешек. Потом он с грустью и обреченностью, почти без всякой надежды спросил:

- Послушай, а ты не можешь быть МОИМ ангелом?

Существо приблизилось к нему и коснулось рукой его плеча. При этом он ощутил такой мощный импульс света и тепла, что ему на мгновение показалось глупым и нелепым его недавнее желание прыгнуть с крыши вниз. Стало сразу так легко, так спокойно, захотелось закрыть глаза и просто дышать, наслаждаясь существованием, вслушиваться в далекие звуки засыпающего города, вдыхать едва ощутимые запахи, ловить незаметные колебания воздуха, запрокинуть голову и смотреть на звезды, больше не думая о том, что случилось с ним накануне и о том, каким будет завтрашний день...

Никогда ранее Григорий не испытывал ничего подобного. Это был ни с чем несравнимый ПОКОЙ... Он чувствовал себя таким ЗАЩИЩЕННЫМ, как ребенок в материнской утробе, который еще ничего не знает об окружающем мире, но уже чувствует чью-то ЗАЩИТУ, чью-то ЗАБОТУ...

Однако все это продолжалось лишь мгновение, затем существо отняло руку и прошептало:

- Прости, но у нас все строго по расписанию...Я никак не могу. Продержись хотя бы до рассвета...Пожалуйста...Твой ангел уже в пути. Он скоро будет здесь...А мне надо поспешить.

И с этими словами светящееся существо исчезло, растворившись в черной пустоте ночного сентябрьского неба...

Сразу стало очень темно, Григорию показалось, что кто-то наверху просто щелкнул выключателем и погасил одновременно все источники света. Он все еще пытался удержать в себе то ощущение, которое возникло в нем, когда его плеча коснулся ангел (теперь он не сомневался ни на йоту, что это был самый настоящий ангел), ощущение тепла, света, покоя, любви и надежды, надежды на спасение...Но с каждой секундой это ощущение таяло, и на его место опять возвращались тьма и безысходность...

Григорий вновь стал смотреть в ту точку на горизонте, где рождались и умирали движущиеся огни...Ему почему-то вспомнилось как один хирург в армейском госпитале, накладывающий ему швы, желая, по всей видимости, как-то его успокоить сказал: "Любые, даже самые глубокие раны достаточно быстро затягиваются...при надлежащем уходе, конечно"...Теперь эта фраза приобрела для него какое-то иное звучание и Григорий не мог даже с точностью определить - какие именно слова придавали ей оттенок мрачной, горькой иронии...Где-то далеко внизу, бесцеремонно нарушая тишину ночных улиц тревожным воем сирен, мчались пожарные машины. Григорий вытащил из кармана смятую пачку сигарет и долго щелкал зажигалкой, пытаясь прикурить. Наконец появилась маленькая искорка, и он судорожно, жадно затянулся. Табачный дым обжег ему горло и напомнил о тех безумных, кошмарных ночах, когда он был близок к краю пропасти, когда он был совсем один, и ему нужен был, пусть не ангел, но хоть кто-нибудь, хоть одно живое существо, которому можно было бы выплеснуть душу за бутылкой портвейна...Он вспомнил о тех самых ранах, которые "достаточно быстро затягиваются", а также о тех ранах, которые не затянутся уже никогда. И наконец, он вспомнил о своей вчерашней потере...Стало невыносимо пусто и страшно. Захотелось повиноваться импульсу и пододвинуться еще ближе к краю... Но его плечо все еще горело от того, волшебного прикосновения... В этом прикосновении было столько света, столько любви, что Григорий не мог не верить этому существу, которое было хоть и не его, но все же АНГЕЛОМ. Он поднялся, мрачный и сгорбленный, бросил последний взгляд вниз, развернулся и пошел домой. Он решил подождать до рассвета.

Звезды медленно перемещались по небу, и теперь над тем местом, где еще совсем недавно сидел Григорий проплывала Большая Медведица...

Утром в понедельник мужчина в спортивном костюме, с лоснящейся от жира физиономией и отвисшим животом, выводя своего тупого, перекормленного бультерьера на прогулку, обнаружил, что у его соседа слева по лестничной клетке настежь распахнута дверь. "У этого психа вечно все не как у людей, вон какое утро холодное...", - подумал он и прошел мимо к лифту с раздраженно-презрительным выражением на лоснящейся от жира физиономии.

Дверь была открыта весь день и только под вечер кто-то из жильцов решил поинтересоваться - не вынесло ли их соседа сквозняком...

Григория нашли лежащим в наполненной наполовину ванне с давно остывшей водой. На письменном столе горела лампа. Пепельница была переполнена окурками, они валялись повсюду: на столе, на полу. Перо торчало из чернильницы, а рядом лежало письмо со следующим содержанием:

 

Здравствуй, Федор...

Я знаю, как тебе сейчас нелегко и потому не хочу добавлять к твоей боли ни капли своей. Скажу только, что в моей жизни произошли некоторые изменения. Все случилось слишком внезапно, наверное я был совершенно не готов к таким вещам. Не знаю - чем бы это все могло окончиться, если бы вчера я не встретил кое-кого на крыше моего дома...Мне бы очень хотелось в данный момент быть рядом с тобой и рассказать тебе обо всем с глазу на глаз, но сейчас за окнами - глубокая ночь, на твоих окнах - решетки, и, кроме того, я тут жду кое-кого... Я знаю : ты ни во что уже не веришь, ты больше никому не доверяешь. Но нас с тобой так много связывает...Выслушай меня пожалуйста, я абсолютно трезв, я - в здравом рассудке, и хоть у меня нет никаких доказательств, ты просто обязан мне поверить...

Я знаю, ты думаешь, что ты обречен...Но это - не правда.

Ты думаешь, что твоя боль неизлечима...Но на самом деле все обстоит совсем не так... Ты думаешь, что никто тебе не поможет...Но ты ошибаешься, твой ангел просто немного запаздывает, но он все видит, он знает о тебе все...Очень скоро он будет здесь...Чтобы помочь...Чтобы спасти тебя...Просто поверь мне и подожди...Осталось еще совсем немного... Он придет, чтобы остановить биение кровавого гейзера, который будет исторгать наружу твое слабое тело. Он прикоснется к твоему плечу и ты перестанешь дрожать от холода и страха. Он не будет брезгливым или напуганным. Он будет целовать твои раны, он омоет их своими слезами. Он залечит рубцы на твоем сердце и от них не останется и следа. Он заставит тебя верить в то, что ты еще на что-то годен. Ты почувствуешь себя защищенным. Ты почувствуешь себя ребенком, которого оберегают, о котором заботятся. Он будет плакать над тобой всю ночь, держа тебя за руку и не выпуская ее до самого утра. Он бережно расчешет твои спутанные волосы. Он омоет твое лицо полночной росой. Он заставит тебя забыть, что ты был мертв. Он будет гладить тебя по голове и рассказывать удивительные волшебные истории. Ты заснешь, забудешься в сладких грезах. И сны твои будут легкими, наполненными блаженством и покоем... Я знаю, очень скоро он будет здесь...Чтобы помочь...Чтобы спасти тебя...Просто поверь мне и подожди...Осталось еще совсем немного...совсем немного...

 

1996-1999 гг.

 

 

Елена Войнаровская

Новая эра в истории леткитабов

Посвящается тем, кто усомнился

...Было темно и тихо. Казалось, что так было всегда, что со времен сотворения мира здесь ничего не изменилось, и эти теплые сумерки, и эта мягкая, обволакивающая тишина, и этот ленивый покой никогда и никем не нарушались...

Здесь редко разговаривали, потому, что все были заняты глубокими размышлениями : о Солнце, о божественной природе света, об устройстве этого мира, об эволюции в развитии интеллекта и о высшем предназначении каждого индивида. Это было главным занятием леткитабов : размышлять и потому - тишина и покой были самым первым и самым необходимым условием их существования. Если же кто-то нарушал молчание, то это означало непреодолимую потребность в обмене информацией, желание сообщить остальным нечто крайне важное или задать какой-нибудь наболевший трудноразрешимый вопрос. Поэтому, когда мой сосед справа неожиданно заговорил со мной, - все вздрогнули, на мгновение замерли и превратились в слух.

- Скажи, а здесь всегда было так темно?.. - Всем сразу стало ясно, что у моего соседа не очень большой багаж знаний, и не очень большой стаж по размышлениям .И потому многие сочли своим долгом просветить молодой и незрелый разум...

- Вообще-то, мы никогда не видели света, но те, кто выше нас говорят, что раз в сто лет наступает Великий День и нам открывается Солнце. Солнце несет в наш мир Абсолютное Знание и божественный Свет, но не все могут это увидеть. Великому Дню обычно предшествуют знамения - те страшные толчки и гул, которые мы все иногда ощущаем, оставаясь в полном неведении относительно их происхождения.

- А те, кто выше нас сами видели это Солнце?

- Трудно сказать, наш мир устроен очень сложно, но даже в самых сложных вещах несомненно присутствует смысл и гармония. Мы все живем на разных уровнях - чем больше ты познаешь этот мир, тем выше ты поднимаешься, тем ближе становишься к свету. Приобретая знания, ты постепенно проходишь все уровни, открывая для себя все новые и новые тайны бытия...

Мой сосед справа старательно поглощал каждый килобайт новой информации.

- А что там, на самом верху? - На этом вопросе все заметно оживились и в воздухе почувствовалось некоторое волнение.

- Говорят, если много размышлять, усердно молиться и накапливать знания, то можно пройти все уровни и в один прекрасный день ты станешь одним из прозревших, то есть тем, чьи глаза уже могут различить Небо...

- А что такое Небо? - Задумчиво спросил мой малосведущий сосед.

- Небо - это символ ожидания. Видеть Небо - непередаваемое блаженство. Ведь именно на нем является всемилостивейшее Солнце. Глядя на Небо, ты можешь предаваться медитации на тему божественного и вечного, ожидать знамений и наступления Великого Дня, когда ты, наконец, увидишь Солнце и станешь просветленным...

Чей-то надтреснутый голос из темного угла хмыкнул:

- Какие же вы все наивные. Ну и что вас ждет там, наверху?...Все мы обречены на смерть, и приближаясь к Солнцу, мы, на самом деле, приближаемся к собственной гибели. Это знают даже те, кто ниже всех.

Мой сосед сверху с упреком возразил:

- Вы, уважаемый, неслыханный невежда. Смерть - это наше высшее предназначение, мы приносим себя в жертву богам и боги никак не могут обойтись без нас. Неужто Вы не читали священные писания? В них упоминается первые 12 избранных, которым дано было услышать глас божий...Все это происходило на заснеженной вершине горы Исниецеле в один из первых Великих Дней. После длительной серии знамений на небе появилось Солнце. Избранные были настолько ослеплены его ярким светом, что ничего не видели, но зато каждый из них отчетливо слышал как Бог сказал: "О, Анна, ты мне принесла спасение". И прежде, чем уйти от нас навсегда избранные написали дивные слова на каменных скрижалях...

- А кто такие избранные, и что значит - Анна? - Мой сосед справа оказался очень любознательным.

- Анна - это одно из самых древних священных имен. Анна - матерь богов, хранительница нашего мира, магическое имя, символ всего непреходящего...Магия этого слова заключается в том, что в какую сторону его ни читай, как ни переставляй буквы, - все равно получится одно и то же. Надо сказать, что боги любят играть в слова, переставляя буквы, слоги, меняя их местами. Похоже, в этом скрыт какой-то тайный смысл. Один пророк писал, что только переставляя слоги можно понять истину...А избранные - это самые достойные леткитабы из числа просветленных. Их так называют потому, что они были избраны богами и боги призвали их к себе. Так заканчивается наше существование в этом мире, так наступает наша смерть, но что находится за этой чертой - не знает никто, потому, что оттуда никто не возвращался.

И тут снова вмешался голос из темного угла:

- О, недалекие, когда же, наконец, вы откроете глаза! Мы живем в этом мире как в тюрьме, из которой никто не может выйти по своей воле. Страдаем, наслаждаемся, испытываем любовь и разочарование, находим и теряем друзей: И все это только для того, чтобы нас сожрали огромные толстые желтые змеи с матовыми пластинами вместо лица. Безглазые жадные монстры - вот кто ваши боги! Наступит день и всех нас сожрут заживо и нет в этом ничего божественного. Вы слышите этот отдаленный гул? Там, за стенами нашего маленького мира есть другой мир, в котором живут эти чудовищные драконы с пятью головами. Если б вы не были так набожны и так доверчивы, если бы вы повнимательней прислушивались к тем далеким потусторонним звукам, - вы бы услышали жуткие истины о себе... Мы замолчали и стали вслушиваться в глухие, едва различимые звуки неизвестного происхождения, которые теперь, после всего вышесказанного стали вызывать неописуемый ужас. И тогда в беседу вступил самый старый, самый мудрый леткитаб, который понял, что кому-то срочно нужно спасать ситуацию...

- Нам жаль тебя, брат, ты блуждаешь во тьме невежества. Должно быть тебе неизвестен пророк Винкаполо. Он был в том горнем мире и вернулся, хоть и стал другим, непохожим на нас, ибо его отметили знаком святости. Он поведал нам, что тот мир, который лежит за пределами нашего - огромен и прекрасен, а боги, живущие в нем - чудеснейшие создания, по своей красоте, по своему интеллекту превосходящие нас настолько, что наше плоское воображение даже не в состоянии их представить. Нам этого не дано. И еще у них есть нечто такое, что бередит и волнует душу. Они называют это музыкой...

Это такая вещь, которая придает осмысленности всему происходящему, проясняет даже самое непонятное и делает всех красивыми изнутри...

- По мне, так лучше всегда быть тем, кто ниже всех. Так можно дольше прожить в знакомом, теплом, уютном местечке, а Бог даст, - в этом месте обладатель надтреснутого голоса приглушенно хихикнул, - я доживу до Апокалипсиса и может быть стану последним из леткитабов. Легенды повествуют о том, что последних боги не любят, брезгуют то бишь...Чем дольше тебе удастся избежать удела избранных, тем больше будет шансов выжить. А еще говорят, бывает такое, что боги отказываются от тех, кто не приобщился к знаниям, от тех, кто остался на самом дне и выбрасывают их в другой мир, в котором, говорят, есть вечная жизнь.

- Не слушайте его, он заблудший. Если ему верить, тогда зачем мы живем, какой смысл в нашем существовании?! Нет, боги не могли создать наш мир таким нелепым, бессмысленным, жестоким и несправедливым!

- А я слышала, - раздался тоненький неуверенный голосок слева, - что смерть - это состояние высшего экстаза. И она похожа на вспышку...Сначала ты видишь свет, чувствуешь тепло божественного прикосновения, слышишь приятный шипящий звук, похожий на шепот, а потом попадаешь в священный океан и растворяешься в божественном до конца. Вот это слияние с Богом и растворение в божественном - и есть наивысшее наслаждение, а познать природу вечности можно только растворившись в ней без остатка...

Мне очень легко было представить себе, как выглядит это маленькое восторженное существо, которое в данный момент, по всей видимости, блаженно улыбалось и мечтательно глядело в пока невидимое ей Небо.

- Что-то давненько не было знамений, - произнес немощный старческий голос снизу. - Может быть, боги забыли о нас, а может отвернулись, услышав как кое-кто тут богохульствовал. Эй, ты там в углу, слышишь?! Что ты наделал, чернокнижник, еретик проклятый!!! А вдруг ни нам, ни нашим детям уже никогда не увидеть Солнца?!

После небольшой паузы из темного угла послышался ответ. Он был высказан в какой-то странной, несвойственной никому из леткитабов, неслыханной, доселе не употреблявшейся никем манере. В голосе отвечавшего дрожали отчаянье и слезы...

Простите, братья, у меня - депрессия

Со мной что-то не так, я весь - ломаюсь

Я весь - крошусь и распадаюсь

на мелкие кусочки...

Вот вы все стать хотите жертвой

и ублажать своей любовью

непознанных богов

А рядом с вами - я, обычный смертный,

нуждающийся в друге и участии, -

страдаю здесь и никому нет дела.

Ни вам, ни вашим алчущим богам

Я проклинаю этот мир, в котором

мне места нет и вас,

бездушные создания...

На этом месте разговор прервался и воцарилась такая тишина, что стало слышно, как где-то далеко наверху тихо поскрипывает пластиковое небо - извечный символ ожидания. Казалось, что где-то рядом, как будто треснул по шву огромный занавес и сквозь щель стало видно то, на что никто не хотел смотреть, то, что раньше видеть запрещалось...Стихи...Вот что прорвало прочную ткань действительности. Они пугали и заставляли все внутри сжиматься. В них было что-то чудовищно непонятное, непостижимое. Никто из нас до этого не слышал стихов...

Тишина длилась бесконечно долго. Всем надо было поразмыслить и над самими словами, и над тем странным пульсирующим ритмом в котором они были произнесены...

После этого в нашем мире появились те, кто усомнились. Они стали говорить только стихами и признавали за лидера того, кто однажды осмелился нарушить устоявшиеся нормы и традиции прозаической морали.

Время шло и мы пережили еще два знамения, но ничего не менялось. И вот, наконец, наступило третье...Оно было таким страшным, что даже самые убежденные содрогнулись. Наш мир трясло и вращало с ужасной силой. Все молились и ждали самого худшего. Какие-то чудовищные звуки, похожие на бульканье и клокотанье сотрясали наш мир, что-то снаружи похрюкивало, повизгивало и зловеще хохотало. Потом раздался резкий звук, как будто где-то далеко сорвалась с пазов невидимая вагонетка и с разбегу врезалась в стену. Снаружи что-то невыносимо завыло, вызывая в сердцах какую-то жуткую вселенскую тоску и стало вдруг понятно, что все уже не будет как прежде, что все в нашем мире изменится, все будет иным.

Потом, наконец, ко всеобщему облегчению все стихло и кто-то наверху громоподобным голосом изрек:

- Степан, я сколько раз просила,

поставь свой аспирин повыше,

чтоб Мишка больше не достал!

Долгие годы лучшие умы нашего мира толковали это откровение, переставляя слова, слоги и буквы, пытаясь найти скрытый смысл. Это было так похоже на стихи, что некоторые задумались: "А что, если действительно правы те, кто усомнились?".Но таких было немного...

Самые продвинутые ученые из числа просветленных расшифровывали это тайное послание, в котором было столько незнакомых нам слов. Особенно загадочным и непостижимым казалось слово "аспирин". Кто-то даже выдвинул гипотезу о том, что это мистическое, сакральное название нашего мира.

В конце концов весь текст был истолкован и объяснен с помощью уже известных общепринятых понятий и терминов. И в итоге все пришли к выводу, что нам нужно еще больше размышлять, еще усерднее молиться, строго соблюдать все посты, еще больше работать над собой, приобретать и накапливать знания, учиться и ждать...

И тогда неведомый бог Степан вознесет нас своею божественною милостью до таких немыслимых высот, что нашему плоскому воображению и не представить этого вовеки веков. И, кто знает, быть может, мы станем еще ближе к Солнцу, к богам, еще ближе к совершенству...

 

1998 г.

 

Ольга Пулатова

Соседи

Они стоят, сгруппировавшись возле входа в наш подъезд и обсуждая что то несомненно очень важное. А теперь представьте себе. как бы вы почувствовали себя, если бы приближаясь случайно шаркнули ногой об асфальт и они, внезапно замолчав, одновременно повернули голову, синхронно, как кордебалет, как одно многоголовое существо.

 

Какая красноречивая пауза. Даже когда на то нет веских причин, они настороженно относятся ко мне. И я уже привыкла. Я не ощущаю беспокойства, люди часто обращают на меня внимание. А наша семья, я, Женя и папа, действительно довольно странное явление.

 

- В этом что-то есть, - сказал папа, когда я накрасила ногти в черный цвет.

 

- Мне больше нравится Илья, чем Саша, - сказал папа. - Илья похож на француза, он такой непосредственный, как большой ребенок, настоящий романтический герой, а Саша - "бонвиван", мальчик из благополучный семьи, у которого на лице написано: "Плотно поел, хорошо поспал и вполне доволен жизнью."

 

- Извините, что без галстука! - вежливо сказал папа в трусах, открывая дверь моим друзьям.

 

- Оля, а ты не привезла мне мухоморов из Костромы? - спросил Женя. - Как же так! Это сейчас самый модный наркотик, их настаивают на водке, курят...Ну ладно. Не привезла, так не привезла.... Просто у нас тут они не растут. Ну ладно, не привезла, так не привезла....Я сам виноват, надо было тебе напомнить. Ну ладно. Не привезла, так не привезла...

 

- Оля! - сказал Женя. - Тебя к телефону. Девочка. Ты есть или тебя нет?

 

- Нет.

 

- Ее нет. - Сказал Женя и положил трубку. - А чем это ты напшикала в коридоре, ты что, тараканов травила?

 

- Это мой дезодорант. Когда развеется, будет пахнуть хорошо.

 

- Надеюсь.... - Сказал папа.

 

Мы собираемся на концерт и выносим из квартиры множество необходимых предметов. Я выхожу последняя, нагруженная микрофонными стойками. Свесившись через перила папа кричит нам вслед:

 

- Оля! А где же ваша большая труба?

 

Труба, папа, ждёт нас там. - Злобно отвечаю я, и с нижней площадки до меня доносится дружный смех.

 

Оля, почему вы не даёте коту воды? - Спрашивает меня Женя. - Он сегодня залез в ванную и там сидел.

 

Папа не даёт ему пить, потому что он тогда писяет по всей квартире.

 

Так вы ему и есть не давайте, он и какать перестанет.

 

- Ну, как я выгляжу?

 

- Прикольно. - Папу ничем не удивишь. Каждый из нас занят своим делом, папа своими научными трудами, Женя - обдумыванием очередного приспособления, которое должно уничтожить с помощью высоких частот соседа-пианиста. Наш собственный мир, где готовят очень редко, убирают еще реже, но любят забавляться с напряжением и реактивами, мир, в котором вполне уместен и мой вид, и странное поведение.

 

Папа пытается остановить маршрутку и вытягивает руку, продемонстрировав водителю два вытянутых пальца. Маршрутка проезжает мимо, я умираю от смеха.

 

- Папа, что это означало?

 

- Я показал ему, что нужны два места.

 

Вот что такое научный склад ума.

 

Кстати о складе, о нашей квартире. Это скопление огромного количества всяких железок, пластмассок. деревяшек, Одной попытки убрать хватит, чтобы надолго впасть в депрессию. А на все мои предложения выбросить коллекцию пыльных пустых бутылок, которые, наверное, скопились за несколько лет, папа обычно отвечал:

 

- Ты что! Их же можно сдать!

 

Но когда пройти на кухне стало практически невозможно и стало ясно, что никто ничего сдавать не будет, папа внял моим мольбам и вынес часть сокровищницы в Альфатер. Когда он вернулся. я ужинала. Папа пододвинул табуретку и сел напротив.

 

- Когда я подходил к мусорнику, я увидел, что бомжик, порывшись в нем, уже переходит дорогу. Такой приличный бомжик, с бородой. похож на нашего дедушку Борю. Я поставил мешок возле контейнера и кричу ему: "Эй, иди сюда!". Он повернулся, я помахал ему рукой и показал на мешок. Он крикнул: "Спасибо!" и начал переходить дорогу.

 

- Очень хорошо.

 

- Да, главное, это не какой-нибудь алкоголик. а вполне приличный бомжик.

 

- Ну я рада, что наши бутылки попали в хорошие руки.

 

- Такой себе дедуля, жаль что я не заговорил с ним, можно было бы отдать ему все остальное. А то еще повезет какому-нибудь алкашу...

 

Как-то. возвращаясь домой с работы я услышала. как наш нижний сосед звонит в дверь другим соседям и спрашивает:

 

- Вы не видели, тут на лестнице стремянка стояла. Может кто-то подумал, что ее выбросили?

 

- Нет, не видел.

 

- А, извините. Я, понимаете, свет чинил, и оставил ее на площадке, она такая старая. заляпанная краской. Ну кто на такую позарится? Извините. - И расстроенно поплелся на следующий этаж. В приоткрытую снизу дверь прошипела колышущаяся туша жены...

 

- Я же говорила тебе, надо было забрать.

 

Когда я нагнала его на нашем этаже и нащупала в сумке ключи, он уже поднес руку к нашему звонку.

 

- А там, наверное, никого нет. - Сказала я. Обычно я с работы прихожу раньше всех. Он вздрогнул от моего неожиданного появления и его рука механически нажала кнопку звонка. Я очень удивилась, но дверь приоткрылась. Это был папа.

 

- Извините, вы случайно не видели стремянку....

 

Пока он говорил. я приподнялась на цыпочках, заглянула через его хилое плечо в наш полутемный коридор и увидела очередной папин трофей. У стремянки был действительно такой вид. никто не позарится. Кроме папы. Но среди кривых ржавых труб, деревяшек разных размеров, причудливых мотков проволоки и тарелки от спутниковой антенны она неплохо смотрелась.

 

- А вы ее разве не выбрасывали? - смущенно спросил папа.

 

- Нет, что вы, что вы, - оживился окрыленный надеждой сосед. - Я оставил ее на площадке, думал, ну кто может взять такое старье, но жена нервничала и я решил посмотреть, на месте ли стремянка...

 

Не напрасно она нервничала. никому не нужное старье - такой соблазн для членов моей семьи.

 

- Да, пожалуйста, пожалуйста.

 

- Спасибо, спасибо, - радостно забормотал сосед. Я отошла в сторону, пропуская его со стремянкой. Как только дверь захлопнулась, из своей комнаты-мастерской высунулся Женя. Его лицо светилось досадой и недоверием.

 

- Он, наверное. давно положил на нее глаз, пришел за ней, увидел, что ее нет и стал звонить по соседям, говорить что это его.

 

- Ну ты что! Женя! Это его стремянка! Это же понятно! - возмутилась я и пошла мыть руки.

 

Папа пересеку коридор и остановился в дверях ванной.

 

- Это нехорошо, да. что так получилось...

 

- Но ты же ее отдал.

 

- Но я же ее не украл. а они подумают...

 

- Да какая разница. что они подумают. Они нас все равно ненавидят, у нас с ними никаких дел. Они так нас ненавидят, особенно после истории с собаками, что вряд ли могут ненавидеть больше. Так что расслабься и пошли пить чай.

 

Я имела в виду ту историю с собаками, которая произошла зимой. Я работала крупье в казино и домой возвращалась под утро. А во дворе меня уже ждали четыре ободранные голодные злые собаки. Они бросались, но я была вооружена дощечкой с гвоздем или ножкой от табуретки, предусмотрительно припрятанной с вечера. Но собаки с каждым разом становились все наглее и подходили все ближе.

 

Папа с Женей начали предпринимать меры. Сначала это была колбаса с цианистым калием. Она не подействовала, видно, яд был просроченный или Женя его неправильно выделил. Но один раз, когда я пулей летела вверх по лестнице, а за мной с лаем неслась собака, Женя уже ждал нас наверху с мензуркой в руке. Проскользнув мимо него в коридор, я услышала за спиной истерический собачий визг. Женя помчался за собакой вниз, потому что не все выплеснул из мензурки и вернулся наверх со счастливой улыбкой ребенка, у которого на уроке химии покраснела лакмусовая бумажка. Немного содержимого мензурки попало на дверь владельцев стремянки, и они долго не могли понять, что это за белый налет.

 

А это была соляная кислота. Первое, что попалось Жене под руку, когда он услышал шум на лестнице. Наверно, я отвлекла его от каких то экспериментов. Общественное мнение осудило нас, и пару раз они тявкнули на папу, как на самого безобидного из нашей семьи (папа не может быть невежливым даже в гневе), и папа после этого стал называть их собачьей компанией.

 

Собака, как ни странно, выжила, хотя выглядела неважно без шерсти и одного глаза. Она одна уцелела во время дальнейшей собачьей войны благодаря болезненному виду, и каждый раз, увидев меня, отбегала в противоположную часть двора. Остальные собаки куда то постепенно пропали. Как сказал Женя, злые собаки долго не живут.

 

Многие соседи с тех пор со мной не здороваются, но я мало переживаю по этому поводу. Люди устроены так, что их пугает все странное, все, чего они не могут понять. Так что это скорее комплимент, они чувствуют в нас опасность для их мира мыльных опер, собачьих страданий, пушистых тапочек и кокетливых ковриков перед дверьми.

 

Наши соседи по блокиратору тоже пострадали от нашей изобретательной семьи. Раньше они плохо клали трубку и наша линия была постоянно занята. Каждый раз, когда мне надо было позвонить, приходилось спускаться к ним. Это был единственный способ, которым они могли нам нагадить. Я звонила в дверь и спрашивала: - Посмотрите пожалуйста. у вас хорошо лежит трубка?

 

Они, конечно , говорили, что все в порядке, хамили мне и когда я поднималась наверх, телефон уже работал. Так продолжалось все время, скоро они перестали открывать мне дверь, и тогда Женя подключил напряжение к телефонной линии. Их телефон истерически зазвонил и умер. Видимо они догадались, что это мы, только не могли понять - как? С тех пор ни разу у нас не было с ними проблем.

 

Проблемы возникли потом, и не с ними, а с деревом, которое растет перед нашим балконом. Огромный тополь, почти достигающий крыши, заслонял нам пару неплохих спутниковых каналов. Сначала Женя использовал любимое средство - обильно поливал его кислотой. Это не помогло. Как то вечером он позвал меня на балкон.

 

- Смотри, как красиво.

 

Я присмотрелась и увидела. что у тополя слабо искрятся края листьев, и некоторые начинают гореть и обугливаться. Мне начало казаться. что весь воздух наэлектризован, и мы с Женей слегка искримся в темноте.

 

Это мерцающее дерево выглядело бы очень уместно в мире моих странных песен, но когда внизу дико мяукнула кошка и стремглав понеслась по зеленым насаждениям я испуганно спросила:

 

- Женя, ну ты что. А вдруг какой-нибудь алкаш прислонится?

 

- Но там же никого нет, - улыбнулся мне Женя.

 

Тополь оказался живучим. Но накалившаяся от напряжения медная проволока, протянутая вокруг ствола, за ночь разрезала его как нож масло. Под утро тополь рухнул, собрав днем толпу соседей, которые пытались понять, каким образом мог получиться гладкий обугленный срез. Верхний сосед каким-то образом догадался, что это Женя, и как-то в разговоре намекнул, что если бы не было ореха, то в комнаты попадало бы больше солнца. Но мы любим полумрак, и кроме того - орех это святое. Я каждую осень собираю с него урожай орехов, вооружившись длинной складной удочкой с проволочным крючком и полотняным мешочком на конце. Хотя позже Женя все таки нашел компромисс - спилил у ореха одну ветку. Он в сущности очень мягкий, пожалуй даже слишком, когда его просят, он не может отказать. Даже занятия черной магией, изготовление ядов и членовредительские изобретения не повлияли на эту черту его характера.

 

Кроме верхнего соседа, я еще в неплохих отношениях с нижней соседкой. Одно время наши отношения не ладились из-за того, что у меня дома проходили шумные репетиции. Она стучалась в дверь с мокрым полотенцем на голове и говорила, что у нее слишком слабое сердце для нашей музыки. что у нее сыпется штукатурка и трясется вся мебель. Но самым замечательным был тот аргумент, что ее дочь закончила консерваторию, они привыкли к хорошей профессиональной музыке, и слушать то, что мы играем - пытка для всей ее семьи.

 

Я до сих пор улыбаюсь, вспоминая об этом, для меня нет лучшего средства стряхнуть лень и сонливость, и открыв крышку фортепиано с чувством репетировать часами. Правда, после того, как мы нашли другое помещение для репетиций, у нас с нижней соседкой установились дружеские отношения и она даже иногда интересуется. как продвигается мое музыкальное творчество.

 

Сегодня приятный солнечный день, и папа зашел за иной на работу, помочь мне кое-что донести. Мы шли не торопясь по моему обычному ежедневному маршруту мимо Жениного дома. Он иногда покидает нашу квартиру чтобы побыть в одиночестве в еще одной комнате-мастерской.

 

- А как же книги, - напомнил мне папа.

 

- Женя сказал. что сам их захватит. когда будет идти домой. Какие красивые цветы в горшках.

 

- У Жени?

 

- Нет, у Жени окна самые ободранные. - В этот момент Женя высунулся и помахал нам рукой. Я помахала ему и продолжила:

 

- Меня на работе подозревают в алкоголизме, из за того. что я пару раз не выходила в Понедельник. Пожелали мне сейчас, чтобы я была осторожна на этих выходных. Ой, смотри. какая красивая машина!

 

- Белая?

 

- Серебристая.

 

- Между прочим, это Форд. Если когда-то будешь покупать машину, обязательно покупай Форд.

 

- Да?

 

- Да. Я когда возил бабушку к глазнику, я все время останавливал разные иномарки и сравнивал. И был поражен мягким ходом и бесшумностью Форда.

 

Хорошо, папа. Когда буду покупать машину, обязательно выберу Форд.

 

Ноябрь 1999 г.

 

Ольга Пулатова

Кошка

Она любит меня своей странной кошачьей любовью. У нее такие не по кошачьи тоскливые глаза. Иногда она садится напротив меня и глядя мне в глаза, жалобно мяукает. Она хочет поговорить со мной, но, в силу отсутствия у кошек развитого речевого аппарата, о ее кошачьих мыслях я могу только догадываться. Скорее всего, она просто хочет есть.

 

Ей скучно. В силу моих личных амбиций - нежелания топить котят каждые три месяца (мои бабушки называли это "перпетуум мобиле"), я не даю ей возможности общаться с себе подобными. А мышей у нас в доме нет. Поэтому все, чем она может развлечься - перебив всю посуду на кухне поймать залетевшую на свет жирную ночную бабочку или до тошноты нажраться тараканов.

 

Ей скучно. И поэтому она реализует свой творческий потенциал так: она гадит по всей квартире и делает это в самых наожиданных и порой труднодоступных местах . На тряпочки, в ящички, коробочки, кулечки, на вещи, случайно соскользнувшие со стульев. И однажды - на мое шитье, аккуратно разложенное на полу, видимо выразив свое презрение к моим глупым человечьим занятиям. То есть мы с папой не можем утратить бдительность ни на секунду. И ворвавшийся в квартиру сквозняк разносит по всем комнатам запах свежего кошачьего дерьма.

 

Каждый раз, когда я наказываю ее за очередные кучки кошачьего творчества, она смотрит на меня глазами великомученика, и в ее взгляде такая скорбь и непонимание, что мне трудно в них смотреть.

 

Я испытываю гнетущее чуство вины и, стараясь не смотреть в тоскливые кошачьи глаза, спешу дать ей немного корма. И уже через некоторое время я чуствую по запаху, что этот агрегат по переработке кошачьего корма в какашки сделал свое черное дело. Я до сих пор удивляюсь - как могут такие маленькие какашечки так сильно вонять.

 

Усовершенствуйте мою кошку и вы получите оружие массового уничтожения.

 

Убрав за кошкой, я села на диван, одела наушники и, одновременно пожирая персик, принялась прослушивать наши записи. Тут я размечталась, как это обычно бывает со мной во время еды.

 

И тут ворвавшийся в окно ветерок пронесся по квартире вместе с запахом свежего кошачьего дерьма. Если хочешь вернуться с небес на землю - спроси меня, как. Ничто так не отрезвляет, как запах свежего кошачьего дерьма. Когда ты чуствуешь его среди других запахов в воздухе, который ты вдыхаешь, ты сразу вспоминаешь, что у тебя слабое здоровье, неудачная прическа, тихий голос, маленький рост, небритые ноги и, в конце концов, просто нет денег, чтобы купить билет в другой город.

 

Я со вздохом оторвалась от дивана. Музыка раздражала меня. Она напоминала мне о том, что никогда не случится в моей жизни.

 

Я вышла на кухню и поставила чайник. "Все что мне нужно - попить чаю и лечь спать" - подумала я. Но, встав на цыпочки и порывшись в груде коробочек и пакетиков, чая не обнаружила. Надо бы выйти купить, а так поздно, не хочется. А вдруг, если я сейчас выйду, я встречу свою судьбу, человека, который поймет меня и даже сможет выдержать более одного часа. ( Час это конечно не предел, но многие не выдерживают и пяти минут). По дороге к ночному киоску есть такой зловещий пустынный переулок. Проходя мимо него я случайно замечу, как два хулигана вырывают сумочку из рук молодого человека. Повинуясь своему необузданному нраву, я оторву кусок водосточной трубы и с диким воплем брошусь на них. Хулиганы в ужасе бросятся бежать в темную пасть переулка, а то кто его знает - может я еще и кусаюсь. Там их съедят злые собаки. Которые в прошлый раз наелись моим бывшим другом. Я надеюсь вам понравился ужин, собачки. ОН не убежит . Потому что будет парализован страхом. Он будет стоять, прислонившись к стене и прижав к груди сумочку. Заметив мое кроткое и просветленное лицо, он поймет, что бояться нечего, и, взяв себя в руки, томно спросит : " Вы всегда так кидаетесь на мужчин?" "Только когда под рукой водосточная труба" - томно отвечу я и мы медленно пойдем по улице, взявшись за руки и разговаривая о поэзии и садомазахизме.

 

Но ведь мне когда-то прийдется пригласить его к себе домой. Я открою дверь и пропущу его вперед. И тут ( о ужас!) его нога с размаху опуститься в кучку, предусмотрительно оставленную моей кошкой.

 

Нет уж, делайте свое дело, хулиганы. Я пройду мимо вас, понурив голову. А лучше, вообще не выйду из дому. Ведь невозможно любить меня нежной поэтической любовью, одновременно отряхивая с подошвы куски прилипшего кошачьего дерьма. И прыгая на одной ноге. Какой позор!

 

Но я привыкла к своей кошке. По крайней мере, есть кого обвинить в своих несчастьях и всегда можно сказать, что мою жизнь разрушило чувство ответственности за это маленькое пушистое существо. Где то в глубине души я люблю ее и вероятно поэтому не убила до сих пор.

 

"Она любит меня своей странной человечьей любовью" - подумала кошка и нагадила в мои тапочки.

 

1999 г.

 

 

 

Прочитали что-нибудь? Как вам?