Каменный Ангел

[Атон]

Каменный ангел

 

Город спал. Это время между двух и четырех часов ночи, называемое Часом Волка, Юлиан любил больше всего. Время, когда почти все живые существа на расстоянии сотни километров спят, и миазмы их страстей не отравляют ноосферу. Тишина внутри и снаружи. Просто быть, с наслаждением вдыхая мысли и образы, приходящие из глубины. Оттуда, где живет тайна.

 

Земля… Город… Юлиан вспомнил, что читал у одного философа, будто земля обладает страшной властью делать поселившихся на ней подобными ей по мысли и чувству. Англичане, победившие туземцев, заражались вирусом туземного мышления, и ничего нет страшнее этого вируса. Как смешон англичанин, одетый в смокинг в адскую жару, но этот смокинг - его единственная броня. Соломинка, которая удерживает от падения в хаос неразделенности, в коем от века пребывают животные и дикари.

 

А ведь я вовсе не пришелец, не колонист. Я плоть от плоти этого города, навечно прикованный к нему, как Прометей к скале.

 

Но сейчас город спал. В ночи улицы казались не столь чужими, дома не столь уродливыми, и даже церкви - главный бастион врага, казались усталыми, словно древние памятники человеческого бессилия.

 

Юлиан шел на кладбище. Он часто ходил туда. Кладбище не было для него местом отдохновения и ленивых мечтаний о покое. Нет, к смерти он не стремился, даже наоборот, смерть как идея небытия пугала его более всего не земле. И именно поэтому, тщась преодолеть свой страх, желая смотреть ему в глаза и не отводить взгляд под прицелом горгоны, он ходил на кладбище каждый месяц.

 

Юлиан искал преодоления страха, точнее, даже не преодоления, а утверждения себя перед его лицом. Бытие против небытия в честной схватке, в которой бытие заранее обречено, ибо вопрос "быть или не быть" решается сам и, к сожалению, слишком быстро. Все, что остается - принять это со всей полнотой достоинства. Но сейчас прогулка внутри некрополя оставалась обычной прогулкой, без страха и его преодоления. Могилы стали привычными декорациями, которые теряли свое значение, а страх, непобедимый враг, уполз куда-то в глубину, откуда не желал выходить, лишь изредка отравляя собой плоть и дух.

 

Внезапно внимание Юлиана привлек памятник, изображающий крылатого ангела, вознесшего к небу копье. "Неужели ангелы тоже умирают, неужели ангелов тоже хоронят?" - почему-то пронеслось в сознании Юлиана.

 

Восхищение дерзостью изображения, выбивающегося из общего темпа некрополя, смешивалось с иронией над бессмысленностью этого действия. Какая разница умершему, какой памятник стоит у него на могиле? Я бы предпочел жить лишний час под этим небом с тем, чтобы труп мой потом бросили свиньям, чем отдать этот час за право иметь даже более роскошную могилу, чем эта.

 

Юлиан хотел идти дальше, но какая-то сила не позволяла ему оторвать глаз от ангела. Сила превыше человеческой была сокрыта в этом каменном изваянии.

 

- Помогите!

 

Юлиан неожиданно для себя отчетливо услышал женский голос, полный боли и надежды.

 

- Хотел бы я знать, что за девчонка издевается надо мной, - мелькнула ироничная мысль, но в глубине души он уже понимал, что это не розыгрыш. Голос шел из глубины камня, минуя уши прямо в сердце, и оттого был гораздо громче, чем можно было представить.

 

- Выпустите меня, - голос повторился еще более отчетливо.

 

- Похоже, я схожу с ума, - подумал Юлиан. Ему вдруг захотелось кричать, рыдать, звать на помощь, короче, сделать хоть что-нибудь, чтобы освободиться от наваждения. Юлиан побежал, и, похоже, ангел не пытался удерживать его.

 

Но стоило ему сделать несколько шагов, словно удар крапивой, его обжег стыд. "Не этого ли ты искал, Юлиан? - хлестнул его такой хорошо знакомый с детства внутренний голос. - Ты бежишь, как бежал бы любой обычный человек, оказавшись на твоем месте. Да, ты такой же, как все. Такая же дешевка, как те, кто ежедневно выползают из своих муравейников и не умеют ничего, кроме жрать".

 

Такой же, как все! Более болезненного и унизительного для себя оскорбления Юлиан не смог бы и придумать. Потому превозмогая вязкую стену страха, Юлиан пошел обратно к ангелу.

 

Голоса не было. Юлиан смотрел в глаза каменного ангела, как снайпер всматривается в прицел, но голоса не было.

 

Юлиан со злостью схватил камень и запустил им в ангела, изрыгая отборную брань. Не попал. Но голоса не было. Юлиан упал на колени и разрыдался, прося прощения за минуту малодушия и трусости. Но голоса не было. Боль стала так сильна, что Юлиан буквально окаменел от отчаяния и безысходности, не в силах пошевелиться или произнести хоть звук.

 

"Такой же, как все". Но голоса не было. Юлиан постепенно начал приходить в себя, подыскивая удобные оправдания. "Так ли уж такой же, как все? Разве все ходят по кладбищам в час волка и слышат голоса? Да и дорого ли стоит галлюцинация воспаленного от волнения сознания, ведь радостный доктор, прочитанный накануне, прекрасно объясняет все это эдиповым комплексом и фрустрацией либидо. Не более чем фантазии об изнасилованной матери, - поставил свой вердикт Юлиан. - Тоже мне расчувствовался! А вот еще одно доказательство бредовости видения", - глянув на небольшую табличку за оградой, Юлиан убедился, что могила принадлежит мужчине, так причем тут женские голоса? Юлиан собрался уходить.

 

Голос зазвучал опять, когда Юлиан уже не ждал, но теперь к ноткам боли добавились властные нотки.

 

- Освободи меня.

 

Юлиан похолодел от ужаса - этот голос звучал так четко и ясно, как только может быть. Но теперь Юлиан держал себя в руках, ибо понимал, что третьего шанса не будет.

 

- Кто ты, прекрасная госпожа? - спросил Юлиан, убежденный, что обладательница такого голоса может быть только прекрасной.

 

В голосе зазвучали нетерпеливые нотки.

 

- Ты не поймешь, да и какая разница? Освободи меня.

 

Резковатый ответ неизвестной собеседницы придал происходящему реальность. Если бы ангел рассказал ему красивую историю о том, как она - чистый божий дух или страшная ведьма - была пленена злым колдуном, происходящее вполне могло оказаться фантазией. Но ответ настолько не вписывался в представления о потустороннем, что мог быть только доказательством его подлинности.

 

- Как я могу освободить тебя? - спросил Юлиан.

 

- Сокруши ангела. Как угодно, любым способом, сокруши его, и я буду тобой.

 

В голосе появилась зовущая нотка, но ошибка обращала на себя внимания. Одержимость и смерть, это и есть предлагаемая высшая награда?

 

- Может быть, вы хотели сказать "буду с тобой"? - уточнил Юлиан, не очень представляя секс с бесплотным духом.- Что вы хотите мне сказать? Я не понимаю.

 

И тут завеса открылась. Всего не секунду, а может быть, даже меньше, но этого было достаточно. Ибо то, что было пережито, лежало за пределами смыслов и слов - Юлиан был Там, где не был никто. Его индивидуальность серебряной нитью протянулась над бездной бытия и небытия. Он был собой и больше, чем собой, андрогин, плывущий в восхитительном рубиновом сиянии.

 

Завеса закрылась, как удар пощечины.

 

- Я не смогла показать все…

 

- Я видел… Я все понял. Я разобью Ангела.

 

Юлиан почувствовал, что безумная волна ярости охватила все его тело. Или он, или ангел.

 

Юлиан взял два больших камня и со всей силы стал бить камни о камни. С одержимостью берсерка Юлиан сражался с неподвижным истуканом, руки его покрылись ссадинами и ранами, тело билось об ангела, пытаясь его разрушить, от рассыпающихся в пыль камней в его руках слепли глаза. Но Юлиан продолжал схватку вслепую.

 

Наконец, второе и третье дыхание покинуло его, и он упал на землю. Через некоторое время, когда он пришел в себя и посмотрел на ангела, увидел, что атака оставила на его противнике всего одну царапину. В довершении ко всему, когда бессильный Юлиан обратно перелезал ограду могилы, штыри ограды до кости пропороли его ногу. Боль была невыносимой.

 

- Я пытался.

 

- Я знаю. Надо искать другие пути. Удар должен быть сильней. Тебе пора, не то страж найдет тебя.

 

Юлиан подчинился голосу, не сомневаясь, что вернется. Каждый шаг давался через боль - похоже, порвалось сухожилие. "Теперь я буду хромой" - мрачно констатировал Юлиан, ковыляя домой.

 

Скоро рассвет. Город кое-где оживал. В таком виде, точно после мясорубки, хуже всего было бы попасться на глаза милиции. Он знал путь дворами. Редкие прохожие, видя избитого и в ссадинах юношу, у которого из правой ноги текла кровь, предпочитали ускорить шаг, потому путь прошел без приключений.

 

Юлиан упал в кровать и с наслаждением отдался забытью. Спалось неспокойно. В мире сновидений его разум столкнулся с доселе невиданным миром. Снова, но гораздо туманнее, он увидел серебряную нить, рубины, её, принимающую разные облики, но единую во всех ликах. Огненная дева, которая должна была стать им. Но в этом мире был еще кто-то. Враг. Сегодня ему был брошен вызов, и хотя всех сил на пределе отчаяния хватило, только чтобы оставить царапину, враг, несомненно, понимал, что Юлиан не отступит. Враг - это не фигура ангела, не преследователь, не дракон, нет, это всего лишь мертвое свечение, проникающее в саму суть Я.

 

Две недели Юлиан зализывал раны и видел сны. Даже когда раны затянулись, Юлиан предпочитал казаться больным, чтобы получить время прийти в себя и найти средство.

 

Если камень бессилен против камня, то, быть может, железо разрушит камень? Если бессильна страсть, то, быть может, поможет холодный расчет? Удар топора с размаху сильнее, чем удар камня. С топором на ангела - тварь я дрожащая иль право имею? Право плыть в океане серебра по ту сторону бытия и небытия. Пока оставались только сны, в которых радость сменялась ужасом, а ужас - пробуждением.

 

Сказано - сделано. Юлиан приобрел огромный топор и, спрятав его за спиной, в час волка пошел на войну. Человек против Ангела. Человек против Бога. Бога, о котором он ничего не знает.

 

Вот опять стоит Юлиан перед ангелом, как в первую ночь, и смотрит ему в глаза. Было или не было? Кто он - доблестный воин или вандал, сумасшедший осквернитель святынь?

 

Знакомый голос выводит его из оцепенения.

 

- Ты пришел. Я ждала. Я буду тобой. Я ждала. Бей во славу рубиновой короны, отца моего.

 

- Так точно.

 

На этот раз Юлиан не перелезал калитку, а одним ударом легко свернул замок ограды. Спокойствие и расчет. Расчет и спокойствие. На сколько частей надо разбить ангела, чтобы она обрела свободу? Она молчала - сейчас слова были не нужны.

 

Юлиан ударил ангела по руке. Удар был силен, и колун отскочил от камня, ударившись топорищем об ограду, так что по всему кладбищу пошел шум. Рука оставалась целой и невредимой, без единой трещины. Это было непостижимо, но это было так.

 

Следующий удар Юлиан направлял там, где шея, надеясь обезглавить ангела. "Эти глаза прекрасны, но мне придется разрушить их" - подумал Юлиан, нанося третий удар. Тщетно. Раздался стон. Она поняла, что поражение было очевидно. Внезапно стон вновь сменился спокойствием.

 

- Днем, при всех он… обычный. Сейчас он защищен. Нужно сокрушить его днем, солнце поможет, солнце за нас…

 

Юлиан был слишком поглощен своими мыслями и не слышал шагов за спиной. А жаль, ибо на шум приближался кладбищенский сторож, который увидел сломанный замок, топор в руках Юлиана и понял все, как должен был понять по долгу службы. Юлиан опомнился, только когда враг, находясь в нескольких шагах, рванулся к нему с криком "Проклятый псих!". Юлиан успел побежать, на этот раз без вреда для себя перепрыгнув ограду. Сторож за ним. Юлиан был молод, но хром, а сторожу помогал праведный гнев и мысли о возможном повышении. Потому расстояние сокращалось. А вот и стена кладбища.

 

Нельзя попадаться им в руки - тогда конец. Конец ему и ей. Мысли о ней придавали сил, а тело действовало быстрее рассудка. К счастью, в кармане оказался острый перочинный нож. Юлиан ударил. Печень сторожа захлебнулась кровью. Юлиан полоснул наотмашь еще раз, и из рассеченного горла полился фонтан. Юлиан ударил третий раз, и нож застрял в ребрах, не доходя до сердца. Но этого и не требовалось - обе предыдущие раны были смертельны.

 

Словно подчиняясь чужой воле, Юлиан вернулся к ангелу и забрал топор. Ничего нельзя оставлять. Это была последняя мысль, до того как Юлиан не только понял, но и постиг, что было сделано и какая опасность ему угрожает.

 

После этого телом овладела паника. Юлиан бежал. Он бежал, задыхаясь навзрыд и взахлеб, бежал насколько ему позволяли силы и даже быстрее. Словно стрела, надвое рассекал Юлиан спящий город. Судьба благоволила ему, позволив в эту ночь избежать ненужных встреч.

 

На следующий день весь город только и говорил о таинственном убийстве. С надеждой и страхом прислушивался Юлиан к сухим официальным сводкам и загадочным слухам, один другого невероятнее. Люди как всегда разделились во мнениях надвое: одни считали это убийство ритуальным, обвиняя всесильных жидо-массонов или сатанистов, другие, более реалистичные, но одинаково далекие от правды, списывали все на распустившихся бомжей, на которых нет управы. Обе версии Юлиана глубоко устраивали.

 

Хуже было другое. Он понимал, что влюблен в голос, исходящий из ангела, но ближайший год он не имел права идти к ней. На прогулки по кладбищам приходилось наложить табу - преступника всегда влечет на место преступления, и нужно быть идиотом, чтобы подтверждать этот тезис. Год и месяц ожидания, да и что делать, если пока он не придумал, что делать, ведь ничем помочь ей он не мог.

 

11 дней и 11 ночей. Каждая ночь - кошмар, каждый день - боль. Будучи далеко, воспаленному воображению мерещились голоса. Он пытался разобрать её голос, но он тонул в голосах тысяч обрывков того, что он когда-то считал своим настоящим Я. А по ночам приходил ангел.

 

На третий день Юлиан был готов идти на кладбище, невзирая на почти стопроцентную вероятность ареста, чтобы только услышать голос. На седьмой - он стал считать не только дни, но и часы, а потом и минуты. А на одиннадцатый день случилось чудо. Умер его дед, и его решили похоронить именно на этом кладбище. Если бы в этот день Юлиан получил миллиард долларов и титул правителя мира, его радость не была бы большей. Теперь он знал, что ему делать. Изображая безутешного внука, Юлиан использовал даже присутствие врага, ведь чтобы играть боль, нужно её испытывать хоть отчасти.

 

Но мозг Юлиана цепко держался только за одну идею - ангел. Изобразив упавшего без сил, Юлиан попросил разрешения посидеть неподалеку от ангела, а процессия пошла дальше.

 

Она опять говорила с ним, и этот голос проходил через каждый сосуд, каждую жилу, каждый вдох серебряной нитью. Она больше не просила освободить её, словно смирившись с неизбежным пленением. Она просто пела свою песнь, и эта песня творила нового Юлиана, Юлиана, познавшего с древа познания, ведь, как известно, Адам только надкусил яблоко, так и не распробовав его вкус. Юлиан открывал небо, землю и ад. Юлиан познавал природу связи и разрыва. Юлиан был светилом и молекулой, червем и архангелом, золотом и грязью. Песня открывала Юлиану силы, которые когда-то ангелы отворяли прекрасным девам, а те даровали сильным, издревле славным мужам. Эту песню когда-то пели Лилит и Люцифер, даровав своим возлюбленным ученикам тайное знание вечности. Каждое слово было бесконечностью, и эти бесконечности танцевали, словно солнечные зайчики на земле. Лилит, сокрытая в ангеле, пела свою песню, и теперь Юлиан знал, что ему делать, пусть даже это потребует не одно десятилетие.

***

 

34 года спустя.

 

Юлиан Владимирович Воронов - мэр города N, восседал на роскошном кожаном кресле. Ему было 50. Много лет он шаг за шагом приближался к цели, используя любые средства. Он предавал, давал взятки, сталкивал лбами тех, кто верил в него больше всего на свете. Его ненавидели, уважали, боялись, восхищались, некоторые даже сочувствовали, считая человеком, одержимым навязчивой идеей - идеей власти. Никто не мог и предположить, что власть была для него лишь средством осуществления миссии.

 

До недавних времен город любил своего Мэра. Он умел выгодно предоставить свои достижения, а неудачи искусно списывал на врагов, коих у него, как у всякого успешного политика, было предостаточно. Но неудач было не так много, напротив, при нем город значительно увеличил свой статус, и жители готовы были молиться за своего мэра.

 

И сейчас - это преступное решение. Мэр оказался такой же продажной дрянью, как и остальные политики, и даже хуже, ведь никто не доходил до такой степени цинизма, по крайней мере, так думали почти все граждане этого несчастного города. Решение 1193 постановило разрушить старое кладбище, поскольку неожиданно появились данные, что здесь, на этой земле, находится черное золото. Есть только одно слово, которое оправдает любое преступление и цинизм, и это слово - нефть. Кладбище будет перенесено за город, могилы тех семей, кто может себе это позволить, будут перезахоронены, а остальных… Кладбище будет сравнено с землей. Ясно, что оплатить перезахоронение смогли только немногие, и только они не видели причин ссориться с Мэром и тем более стоящей за ним компании, которая была близка к всесилию.

 

Никто не знал, как было на самом деле. Никому из самых лютых ненавистников мэра даже на миг не пришло в голову, как оно было на самом деле. Сколько денег вложили в подделку результатов экспертизы, утверждающей, что здесь была нефть. Сколько сложнейших интриг пришлось провести Мэру, истратив все состояние, бережно скопленное за три десятка лет. Никто не мог и подумать, что разрушение кладбища было единственной целью Мэра, а его судьба после того, как подделки обнаружатся, будет далеко не завидной.

 

Юлиан вовсе не сразу пришел к такому решению, вначале надеясь отделаться малой кровью. Но любое решение должно иметь вид здравого смысла. Прикажи он похитить ангела прямо с кладбища подконтрольным ему бандитам, и спецслужбы узнали бы об этом в тот же день. Простое решение оказывалось фактически недостижимым, и только игра на очень высоком уровне с уничтожением кладбища могла привести к заветной цели. Ангел будет разрушен днем, ибо нет семьи, которая бы выкупила эту ставшую уже древней могилу, и экскаватор сравняет старое кладбище с землей, превратив ангела в пыль.

 

Хороший оратор от природы, Юлиан расписывал, какие золотые горы принесет городу открытие здесь нефти, и некоторые его враги начинали склоняться к его решению. Он говорил о рабочих местах, естественном притоке капитала и повышении зарплат, и народ, по крайней мере, его существенная часть, смирялся со столь ужасающей потерей. В конце концов, это не они брали на себя грех.

 

Юлиан спускался по роскошной лестнице к своему лимузину, по понятной причине желая самолично присутствовать при демонтаже. Созванная со всех сторон милиция успешно охраняла кладбище. Забора уже не было, треть могил - тех, кто могли платить за своих мертвецов - была вывезена за город, оставляя ощущение дыр в ровном пространстве кладбища.

 

Ангел был здесь. Он всегда был здесь, и сейчас он трепетал от страха перед победой Юлиана.

 

- Начинайте!

 

Юлиан уже не мог скрывать свое нетерпение. Даже те, кто вершили приговор, чувствовали нерешительность перед силами смерти.

 

- Довольно ждать, начинайте!

 

Тракторы стали ровнять все с землей.

 

- Дайте мне, я хочу! - неожиданно для всех закричал Мэр, залезая в трактор.

 

Люди перешептывались, подозревая что их мэр - сумасшедший. Кто еще пришел бы смотреть на свое худшее из деяний, да еще и готов сам сесть за руль трактора?

 

Юлиану было все равно. Трактор направлялся на ангела, и Юлиан опять слышал музыку. По его лицу текли слезы, но это были слезы долгожданного торжества: он снова слышал музыку, и Её огонь проникал в него. Когда огромный ковш трактора ударил по камню, в первый миг показалось, что трактор застрял и ангелу не может быть причинен вред. Но следующие секунды опровергли это беспокойство - ангел был всего лишь из камня, и камень крошился под ударами ковша. Свободна. Ты свободна, теперь время исполнить обещание, ты говорила, что станешь мной… Я уже слышу твой голос, после падения ангела твой голос заполнил вечность. Я вижу последнюю дверь, засовы пали, открой её, открой…

 

В этот же миг Юлиан оставил свое тело, а дух его вышел за грань бытия и небытия, сливаясь с серебряной нитью, протянутой в вечности.