"План" один из моих рассказов

[Malk]

План

«Клоун не зря помнит эти лица – вечером шут, а теперь убийца»

Агата Кристи Viva Calman

Внимание! Все персонажи и события этого произведения вымышлены и никак не относятся к реальным людям. Не советую читать это произведение ролевикам, ценителям прекрасного и просто нормальным, добрым людям.

 

Посвящается памяти старого домика, где такой

изврат точно бы не прошёл Свеновскую цензуру, а так же Юлии Улыбиной, доставившей мне своей статьёй несколько приятных минут.

 

***

«Это игра, как и в любой игре, иногда приходится умирать» - хорошие слова, хорошего человека. Абсолютно реальная история, между прочим – он поиграл в одну весёлую игрушку про автоугонщика и парой минут позже выстрелил в проезжающую мимо машину из пистолета. По иронии судьбы в ней находился специалист по работе с трудными подростками. Ну да дело совсем не в этом.

 

***

 

Я с трудом поднимаю голову от унитаза, мне плохо, меня тошнит, и что самое главное - все считают меня неудачником. Я родился не в том мире, я пришёл к людям, которые родились не в том мире и они тоже послали меня к чёрту. Я – неудачник в квадрате. В соседней комнате моя девушка, которая ни хрена мне не нравилась с самого нашего знакомства, рассказывает другим милым и чистым девочкам из хороших семей, что я полное дерьмо во всём, что касается отношения полов. Ну, почти во всём – по крайней мере, в отличие от меня она получала удовольствие от секса. Мне было противно.

Ещё через комнату говорят о том, что я ни хрена не умею бухать и теперь заблюю весь сортир. Два старых друга – Сергей и Дима, пришедших в клуб тогда же, когда и я говорят, что моя девка обрекает меня на смерть от спермотоксикоза. Им эта милая старая шутка кажется смешной, и они хохочут. Любя конечно. Полагаю, они жалеют, что взяли меня с собой. Я хочу просто оказаться дома, посмотреть порнуху в течении полу - часа, потом отжиматься, пока не заболит спина и не пропадёт всякое желание заниматься сексом, потом выпить две кружки кофе, покурить и заснуть со «Сплином» в наушниках. Ах, да чуть не забыл – мы ролевики, а не просто моральные уроды.

Однажды была презабавная история – весьма подходит к теме разговора. В помещёнии курят три девочки и три или четыре мальчика, которых родители когда - то отпустили из уютных квартир поиграть в эльфов. И одна чистенькая нарядная девочка говорит – «А мы же все здесь друг друга голыми видели». Тогда мне это показалось до чёртиков смешным. А теперь я понимаю, что эльфам тоже иногда нужно трахаться, бухать и срать. Сказка, романтика – да эта та самая среда, о которой мечтает любой обдолбанный хиппи – тёлки, выпивка, даже наркота. Он не думает, что за этим идёт белая горячка, самоубийства, импотенция и ранняя фригидность нарядных эльфиек. Мы вешаем на стену милое объявление с девочкой из японских мультиков, а про себя надеемся, что глядишь через пару дней будем трахать милое существо с плюшевыми ушками и хвостиком. У одного автора, Чака Поланика, по-моему, была очень мудрая мысль – всё в жизни эфемерно, кроме секса. Все люди пишут книги и поют в опере, только потому, что им пока некому засунуть палку. Чак мне нравиться – он пишет забавные книженции.

Я встаю с колен и открываю дверь туалета. Она случайно бьёт по носу проходившей мимо нарядной девочке и разбивает его до крови. Когда она начинает плакать прибегает её дружок, которому она дала в своё время так, как дают еду скоту на продажу – чтоб не сдох раньше времени. Потом приходят остальные, даже Петя, которого все считают придурком, сейчас на две минуты стал лучше меня. Я как-то оправдываюсь, потом наклоняюсь, чтобы посмотреть на её нос и блюю ещё раз. На неё. Через четыре минуты я валяюсь с выбитыми зубами и носом на улице. Без сознания. Всё что я помню – меня зовут Андрей и у меня есть план для лучшей игры на свете. Я не могу улыбаться, но в душе я хохочу. Через час я дома – смотрю порно, отжимаюсь от пола и пью кофе с сигаретами и «Сплином» - мне замечательно.

Спустя много дней и ночей с ролевиками начнётся такая же война, как с сатанистами и жестокими компьютерными играми. В Америке это уже было, чё бы не у нас, а? Я буду придурком, которого проклянут все ролевики нашей великой и могучей деспотической державы. Я буду лучшим шутником на свете. Но сначала надо было научиться врать самому, и разучить других врать самим себе.

Другой милый ребёнок, кстати, во время игры в одну ужасную гульку про маньяков разбил голову своему другу молотком – как на экране. Вы говорите, что ему слишком рано позволили играть в это? А у кого он спрашивал? Лично я считаю, что ролевыми играми можно начинать увлекаться с того момента, когда ты понимаешь, что добрые друзья вместо яда отдали тебе слабительное и следующие пять часов жизни ты проведёшь в туалете. Или когда ты падаешь с крыши здания и попадаешь не на спасительный асфальт, а на проходящую снизу старушку, пережившую войну и голод. Старушка отправляется в ад, за то, что однажды отказала в помощи голодному бедняку, а ты ломаешь копчик и живёшь дальше. Или когда пуля из пистолета рикошетит от стенки черепа и просто выбивает тебе два зуба. В общем, вы поняли идею. Лучше быть богатым и здоровым, чем ролевиком. Особенно полёвщиком. Особенно мной.

 

***

 

У меня находят сотрясение мозга и перелом пальца. Месяц я лежу дома. Потом вместо института иду работать уборщиком в вечернюю смену и озеленителем в дневную. Пару раз теряю сознания от голода и недосыпания. Это потому, что я коплю деньги и трачу слишком много на стимуляторы. По ночам я пишу мой план, мой шедевр, мою игру.

Через два месяца я снова прихожу в клуб и прошу у всех прощения чуть ли не на коленях. Пару дней назад я купил себе шокер и пачку крысиного яда и теперь мне спокойно. Меня прощают, я же дерьмо – меня можно понять, меня им даже как-то не хватало. Я говорю, что написал одну игру и слышу перешёптывания – «Графоман, желудок бы полечил, бля, вместо писанины своей…». Злость начинает подкатывать к горлу, но я быстро говорю, что расскажу всё после перекура. Пока курю, выходит Петя подышать воздухом. Петя вроде немного поднялся, хотя его не любят даже больше меня. Потому, что Петя правильный, потому, что Петя не трахает малолеток, не пьёт и не курит. Как там пел сплин – «Мой друг не пьёт и не курит, лучше бы пил и курил. Держал бы дома чё нибудь такое – я бы чаще к нему заходил». Естественно, что в среде подгнившей золотой молодёжи он стал отбросом. Выходит Сергей и говорит, что у них полевая игра на выходных и просит помочь с проведением. Я для приличия ломаюсь пару минут, но соглашаюсь. Я был на их сайте, и всё это стало ещё одной частичкой плана. Я возвращаюсь из курилки и отключаю мозг на время ненужных разговоров, глупых смешков и фальшивых эмоций. На время морального декаданса. Потом я целую уходящих девочек в щёчки и на всю оставшуюся жизнь запоминаю их запах. Мне он нравиться, но я под лёгким кайфом от стимуляторов, которые теперь ем всё время и потому половой инстинкт молчит. Потом ухожу сам, по дороге вспоминая вводные. Суть простая, ибо это не совсем игра – они все жертвы маньяка им надо спастись. Хорошо, что я договорился, что раздам вводные на игре Сергея в субботу.

Дома не на что нет сил, потому сразу отрубаюсь и встаю лишь утром. Хаваю дерьмо из ближайшего продмага и распечатываю вводные в двух экземплярах. Потом иду на рынок и покупаю острый кухонный нож.

 

***

 

Жду два дня, давясь тупыми шоу по телевизору, и прикидывая, как проста политика ужаса. Почему, как вы думайте, мальчик дал понять, что убивал из–за игры. Дурные скажут – потому, что так оно и есть; более умные – что так он получит меньший срок, а то и вообще сядет в дурку вместо тюрьмы; самые умные, и пока такой человек в мире только один, поймут. Я понял лишь когда получил сотрясение мозга.

Потом я с остальными еду на игру в весенний лес и наслаждаюсь «Сплином», в этот раз служащим щитом от мелких подколок. Я уже говорил, что разучу их врать? Значит, я не так выразился – я разучу их лицемерить и издеваться над бедным идиотом. Я взял с собой все деньги, шокер, крысиный яд и маску «крика» с прошлого хэллоуина.

Я пью со всеми пиво и раздаю какие то указания, чтобы сделать вид, что всё нормально. Сначала я раздаю вводные на мою игру, потом общая вводная, потом только наш лагерь и водка и мечи из рессоры и плащи из занавесок и парочки, незаметно засовывающие руку в трусы друг другу и целующиеся. Потом наступает час икс, и я разламываю над деревянной кружкой с соком таблетку крысиного яда. Сок - апельсиновый – если хорошо раздавить зажигалкой – незаметно. Я читал в интернете много, я знаю, сколько яда надо, чтобы он умер не сразу. Но точно умер. Мне радостно от мысли, что есть идиот, который это высчитывал. Мне горько от мысли, что я - идиот который пользуется этими расчётами. Сергей, который был вторым мастером далеко, а эти лохи естественно не знают всего сценария игры. Петя у нас в команде – это облегчает дело. Я говорю каждому по очереди, что в Пете демон и чтоб его изгнать, надо, несмотря на отказы Пети дать ему сока изображающего святую эльфийскую воду и прочитать над ним молитву. Они находят чашу с соком. Катя спрашивает - не водка ли там с соком. Я ещё раз поражаюсь их лицемерию – раньше они были готовы убить его, а теперь – такая трогательная забота о бедном праведнике. Я говорю, что водки там нет. Все наваливаются на Петю и приводят его к священному камню в центре лагеря. Я говорю ему, чтоб он делал, что скажут, так как он в меньшинстве и в реальном мире его бы заставили. Петя по привычке пытается спорить, но получается у него хреново. Я замечаю, как Света незаметно отпивает чуть – чуть из чаши. Теперь молитва, которую читают для Пети, предназначена и ей. Я улыбаюсь – Петя всё выпивает. Теперь они сделали всё, о чём мечтали раньше. Даже если кто – то из них прямо сейчас вызовет скорую, то в эту глушь она просто не успеет добраться – размытые весенние дороги – то ещё препятствие. Я незаметно отхожу, бросая окликнувшему меня Виталию, что я сейчас, только отолью и незаметно ухожу к станции. Время рассчитано верно, и через десять минут, как раз когда Пете, а вскоре и Свете становиться плохо, я уже уезжаю на электричке. Я мастер, и потому на игре присутствую в своей обычной одежде, не надо тратить время на переодевание. Но нет, не домой – ведь я ещё не закончил игру, а в деревню.

Там у меня есть знакомый язычник–панк, когда-то сдавший свою мать в психушку, и теперь живущий в старом разрисованном чёрным маркером доме. Он выползает из него только на работу, купить спирт у местной алкоголички, еду в магазине и на футбол. Когда - то он, его друзья и их подруга здорово меня напугали – после того как мы выпили с ними спирта, они позвали меня на «хату» к этому парню и когда мы зашли внутрь закрыли дверь и спросили меня, знаю ли я, что сейчас будет. Тогда я ещё хотел жить и потому только чудом не грохнулся в обморок. Тогда один из них похлопал меня по плечу и сказал, что я молодец. Потом мы пили спирт, потом я пару раз блевал, потом я первый раз в жизни потрахался. Насколько я помню, эта шлюха давала любому после второй бутылки. Странно, тогда мне понравилось куда больше, чем секс с моей маленькой, чистенькой девочкой.

Теперь он сидел на стадионе, в окружении местной детворы и играл на гитаре «Киша». Видно решил-таки вспомнить старый инструмент. Я отошёл в тень стены общественного туалета и стал ждать. Мобильный я выкинул еще по дороге – я не мог рисковать ни из за того, что по мобильному меня можно отыскать, ни тем, что малолетние олухи могут меня сдать. Через час он уходит со стадиона, и я отлавливаю его по дороге к его старому серому дому. Он мне не отвратителен, потому я не убиваю его. Мы идём к нему, я говорю ему, что меня подставили и теперь меня ищут менты, и прошу перекантоваться у него дня три или четыре. Он думает, я даю ему его среднюю месячную зарплату, скопленную мной на двух работах. Он соглашается. Все четыре дня я не выхожу из дома, пью спирт и продумываю мой план. Стимуляторы начинают кончаться. Проходит четыре дня. Надеюсь, что в роли они вжились. Время поиграть.

 

***

 

Перед отъездом к нему заваливается кодла таких же бухих, как и он сам придурков. Так как рисковать я не могу, то кидаю в бутылку спирта остатки крысиного яда и быстро сваливаю. Упокой, Сатана, их души в вечном пламени. Путь до родного города скрашивает плеер – батарейки перед уходом я стырил у язычника. Ария мне нравится не меньше Сплина. Перед самым городом накатывает страх и сонливость, я съедаю ещё стимулятор, и всё отступает. В городе я понимаю, что пришла последняя ночь, ночь игры. Я гадаю - скольких из них я принесу в жертву системе прежде, чем меня остановят. Через час я подхожу к дверям квартиры того парня, что устроил мне сотрясение. На улице шёл дождь и так как в его подъезде был домофон, я изрядно промок, пока ждал, что кто-нибудь откроет дверь. Никто не заходил и не выходил из подъезда в течение получаса, поэтому я пользуюсь методом, который помогал мне, когда оказывалось, что я забыл открывашку от подъезда. Правильно - я позвонил в случайную квартиру и сказал, что забыл открывашку. Радуюсь, что в мире иак много идиотов, вообще поводов для радости до черта, просто раньше я их почему то не видел. Я поднимаюсь на лифте на его этаж сушу руки платком – для работы с шокером они должны быть идеально сухие. Одеваю маску – всё должно быть по игровому. С удивлением замечаю, что дверь в его квартиру приоткрыта. Я слышу, что девушка со сломанным дверью туалета носом говорит с ментом. Когда дверь приотворяется ещё чуть – чуть я понимаю, что её парень тоже здесь. Резко срываюсь с места и бью мента шокером в поясницу. Он падает, девушка орёт, парень пытается броситься на меня, но я отпугиваю его взмахом шокера и быстро забираю ствол из ментовской кобуры, снимаю его с предохранителя. Я прикрываю дверь и говорю ей заткнуться. Хорошо, что квартира с евроремонтом, хорошо, что в ней отличная звукоизоляция, хорошо, что я такой молодец и сделал всё так быстро, как хорошо, что шокер такой мощный. Радость меня просто переполняет. Я говорю всем заткнуться, а девушке говорю, что если она не хочет, чтобы я вышиб ей и её парню мозги, она должна отсосать у мента. Пять минут она плачет, потом ползёт к ещё не пришедшему в сознание менту и начинает медленно расстёгивать ему ширинку. Я тороплю её, она начинает. Её тошнит, её парня вскоре тоже. Я с интересом наблюдаю и говорю, что им лучше бы подлечить желудок и забыть о красивой любви. Через пять минут я убиваю всех троих: сначала перерезаю горло менту, не глядя, одной рукой и всё время держа их на прицеле, после жду когда она упадёт в обмрок с ментовским членом во рту и размытой слезами косметикой на лице и убиваю её парня из пистолета. Ей самой я тоже перерезаю горло – патроны экономить надо, это ж не Дум – думаю я, продолжая улыбаться как чеширский кот, а потом ухожу. Особый шик в том, что перед уходом я прикуриваю от горячего ствола пистолета. Довольно сложно, но этим позёрам красивой любви понравилось бы – очень уж должно быть стильно выглядит. Снимаю маску и еду на следующий полигон.

 

***

 

Через полчаса я уже у Миши, почти на краю города. Миша тоже не пользовался в клубе очень уж большой популярностью – слишком много времени уделял видеоиграм и аниме, слишком графоман – ещё больше моего, слишком некрасивый, прыщавый, постоянно слушающий мать, слишком избалованный матерью, которая после развода все деньги стала тратить на любимого сыночка. Но главное его зло – слишком умный – не все в восемнадцать лет читали в оригинале Шекспира и Фроста, уж точно не всем они нравились.

Поднимаюсь к нему на этаж. Опять надеваю маску и, закрыв пальцем глазок, звоню в дверь. Глупая мать глупого мальчика думает, что в подъезде слишком темно и открывает. Я направляю на неё пистолет и прислоняю палец к тому месту, где у моей маски рот. Она заходит в квартиру, я, не отворачиваясь от неё, закрываю за собой дверь. Вытираю ноги – у них очень красивый паркет с подогревом и мне жалко его портить, хотя вскоре, наверное, придётся. На всю квартиру слышны выстрелы из огромных колонок в его комнате. Через них едва слышен его крик, чтобы мать принесла ему чая. Я смеюсь заставляю её пойти на кухню, где стоит приготовленный чай и разложено в тарелочке с котёнком печенье и одна единственная конфета с весёлой красной шапочкой на фантике. Видимо у Миши может случиться диатез, если он съест много сладкого. У меня в детстве вроде что - то такое было, но я всё равно ел их, сколько влезет. Моим родителям уже тогда было немного плевать на меня. Я улыбаюсь под маской, потому, что мои родители погибли в автокатастрофе и уже, наверное, в аду, за то, что не любили меня. Под дулом пистолета мать Миши берёт поднос, и идёт к нему в комнату. По её щекам текут слёзы. Миша сидит за дорогущим компьютером – её последней большой данью ему. Сидит он спиной ко входу в комнату. Я показываю ей вылить чай ему на голову. Она на секунду удивляется – я вижу это по её глазам, но потом она видно решает, что я пьяный и выполняет мою просьбу. Глупая, я не пьяный, я - игромастер. Он орёт, сбивает со стола клавиатуру, поворачивается ко мне и затихает. В тишине слышно как капает на пол тёплый чай с сахаром. Я беру с пола конфету и кладу в карман. Он что–то говорит мне, но я не обращаю внимания. Потом стреляю в компьютер. Стреляю дважды – один раз в монитор, второй раз - в системный блок. Бессмысленная трата патронов, но я хочу посмотреть, как его глаза наливаются слезами. Мне противно смотреть, как плачет толстый графоман, и я стреляю в его мать. Мать, которая хотела стать для него чем-то вроде гибрида бога и тёплого домашнего пледа, укрывающего его от всех этих злых соседских детей, холодного мира и несправедливости девушек, предпочитающих таких парней, как тот, что разбил мне нос и теперь лежит в коридоре своей квартиры с дырой в груди и любовью в глазах. Я не стал удивлять Мишу и рассказывать, что перед смертью девушка его друга сосала у мента, вместо этого, я наблюдал его реакцию на гибель бога. Может быть мне показалось, но когда она упала в его глазах отразилось меньше эмоций, чем когда умирал его компьютер. Может быть, она сделала себя просто проводником между Мишенькой и удовольствием. Она сделала его рабом вещей. Я подумал, что таким же рабом, только не вещей, а любви хотят сделать нас девушки. Я твёрдо решил, к кому пойду дальше, и спустил курок, направив ствол на Мишу. Миша умер. Даже если бы я не убил его, он всё равно бы умер – два гига хентая, которых я его решил, выстрелив в системник, позволили бы ему быстро умереть от спермотоксикоза. Я улыбнулся этой внезапно всплывшей в памяти милой старой шутке, и понял, куда поеду после визита к моей девочке. Когда вернулся в коридор, вспомнил, что Миша одно время клеил модельки кораблей и брал из кладовки бутылку ацетона. Я достал бутылку, и равномерно расплескав жидкость по квартире, поджёг зажигалкой листок бумаги с описанием Мишиного персонажа в ролевой игре, и, процитировав Горацио, бросил горящий лист на пол. Вещи, потерявшие недавно своего верного раба, отдавались огню легко и быстро, как девушки на выпускном вечере своим подвыпившим кавалерам. «Лучше быть рабом человеков, чем рабом страстей» - мудро это Горацио завернул, хотя слово «человеков» напомнило мне русский перевод одного мультсериала. Надеюсь, они не обвинят в произошедшем смешного робота из этого мультика, который тоже хотел убить всех «человеков». Только вот рабы страстей - это мы, Миша, как я уже говорил раб вещей. Перед уходом заметил, что на экране телевизора, к которому уже ползли жадные языки огня, началась социальная реклама. Престарелая учительница, которая, судя по выражению лица, хочет для маленьких мерзавцев в её классе медленной и мучительной смерти, говорит им, что для того, чтобы обезопасить свой дом можно поставить на окна решётки, стальную дверь или хитрый замок. Старая карга не успела договорить, когда кинескоп замерцал и погас навечно, прекращая телевизионное хвастовство в отдельно взятой квартире. «А ещё, не дружите с ролевиками» - закончил я за неё.

 

***

 

К дому «солнышка» я подошёл уже ночью. Всё было отработано: маска, таблетка – жалко последняя, значит, игру скоро придётся заканчивать. Страх и так слишком часто начал подкатывать к горлу. Пуля в пистолете тоже была последняя, значит, придётся проявить ролевую смекалку. Тёмный подьезд напоминает обо всех тех моментах, когда я, раб страстей, шёл на личную голгофу, после которой, возможно, получу, честно заслуженную мерзким унижением секс – конфетку. Поднимаюсь наверх, и поступаю, как в случае с Мишой – закрываю пальцем глазок и звоню в дверь. Мать солнышка оказывается хитрая, спрашивает «кто там?». Я, стараясь басить, говорю, что я к Лизе, что я - её друг из клуба, и она открывает дверь. Прерываю её крик шокером и добиваю ножом по горлу. Быстро забегаю в соседнюю комнату, где спит Лизин отец, и бью ножом в его широкую грудь. Он чуть слышно хрипит, и я затыкаю ему рот подушкой. Лиза выходит из своей комнаты в коридор и хочет спросить, кто пришёл, но когда она видит мёртвую мать, вопрос застревает в горле. Я выдираю из груди отца нож и сбиваю орущую дуру на пол – пути к двери. Опрокидываю на пол и задираю юбку. В эту секунду, когда она избивает меня своими такими крошечными сейчас кулачками, я вспоминаю всех тех дурочек, которых я видел за свою жизнь. Я вспоминаю, как, напившись, я и три дурочки с широко открытыми на жизнь глазами, по дружески отвечали друг другу на пикантные вопросы. Как они удивились, когда узнали, что поллюции – это сперма и что случаются они в юном возрасте аж по несколько раз на неделю. Как одна из них абсолютно искренним голосом произнесла, смешно растягивая буквы «Беедныыеее». Подумал, что шлюхами и стервами они становятся скорей по незнанию и глупости, чем с неким умыслом и что вины их в этом меньше, чем я привык думать. Что они всерьёз не думают, что секс для мужчины важнее прогулок рука об руку по парку и поцелуев при луне.

Лиза обмякла, и скоро всё кончилось. Я улыбнулся в её залитое слезами лицо и сказал, что, наконец-то, трахнул её с удовольствием. После этого полоснул по горлу ножом и еле успел увернуться от кровавой струи из нежной шейки. Встал, застегнул джинсы и пошёл в комнату её грудной сестрички. Когда я наклонился над колыбелькой, отодвинув подвешенные над девочкой погремушки, я представил, что это было бы неплохим кадром для фильма ужасов, особенно если снять его как - бы из колыбели. Только вот в таких фильмах младенцы обычно выживают, дабы не злить цензуру. В моём фильме нет цензуры для маленьких обоссаных крикуний, поэтому я осторожно, чтобы не испачкаться мочой, отношу её на кухню, и запихиваю в микроволновку с грилем. Дзинь и ребёнок готов, с хрустящей корочкой. Когда я включаю микроволновку, чтобы избавить мир от ещё одной злой от глупости дурочки, мне опять становится плохо. За несколько минут я перебарываю страх тем, что до крови ковыряю свою руку ножом. Моя кровь смешивается с кровью Лизы и её матери – очень поэтично, дурочкам это нравится. Потом иду в коридор и выуживаю из сумки Лизы телефонную карточку. Сквозь чуть приоткрытую дверь, я слышу шаги в коридоре, и тут моя привычка с силой открывать двери мне помогает – я налетаю на дверь и Лизина соседка по площадке, любопытная семидесятидвухлетняя Марина Денисовна, страдающая геморроем и шумами в сердце, одевающая чепчик и кладущая зубы в раствор перед сном, застывает за миллиметр от лестницы вниз, за секунду до смерти. Секунда проходит, и удар моей ноги отправляет её в ад, за то, что в юности она и её подружка практиковали лесбийские отношения в женском общежитии. Я не удержался, и, сбегая вниз, чуть слышно сообщил уже мёртвой Марине Денисовне, что это - Спарта. От убийства старой сплетницы опять вернулась уверенность в своих силах, и я выбежал из подьезда, смеясь своей же шутке.

 

***

Я положил трубку телефона автомата и осторожно поднял с асфальта банку холодного пива. Теперь мне уже можно было не думать об ангине, скоро я отправлюсь туда, где всегда жарко и пахнет серой, но не раньше, чем выполню свой план. Я закуриваю, пиво прячу под куртку – не вяжется оно с образом раскаявшегося убийцы. Через пол часа они приходят сюда, на самое, наверное, доброе место города, место, где мы раньше смотрели на ночное небо и заключённую в каменные берега реку, пили пиво, курили и шутили над проходящими мимо девчонками. Сейчас я понимаю, что это мало отличалось от поведения гопников, но позволяло мне стать чуть более своим, избежать некоторых издевок. Они пришли сюда одни, частично из жалости ко мне, частично из чувства ответственности перед другими, частично потому, что к ним я был ближе, чем к остальным. Действие стимуляторов почти спало и мне стало немного жалко убивать их, но боюсь, что как бы мастер не устал, игру надо доигрывать до конца. Сергей кричит мне, что всё нормально, кричит даже слишком громко, как будто я глухой, а не сумасшедший, но место здесь тихое и слышу его только я, и взлетевший с каменного парапета ворон. Я падаю на колени, применяя старый злодейский трюк – измазанный кровью нож чуть выпирает из рукава, но в темноте этого не видно. Сергей подходит ближе, продолжая уверять меня, что всё хорошо, и я бью его ножом в живот. Он неуклюже пятиться назад, чуть нагнувшись и расставив руки, как вратарь, поймавший последний в своей жизни мяч и вскоре падает, чтобы больше уже не подниматься. Дима, столько раз убивавших людей понарошку, выдерживает настоящую смерть и прыгает на меня. Он выбивает из моей руки нож и прижимает к парапету, банка пива выпадает из–под куртки. Он на секунду переключает своё внимание на неё и я отталкиваю его от себя. Дима падает и той секунды пока он встаёт, мне хватает, чтобы достать пистолет. Я стреляю в него. Он падает. Всё банально. Я подхожу к нему и, глядя в закрывающиеся глаза, говорю ему, что всё нормально – он ведь не от спермотоксикоза умирает. Дима успокаивается, и отправляется в ад за то, что в детстве украл у одноклассника деньги на билет в кино и купил на них мороженное и аудиокассету с тяжёлой музыкой. Я достаю из его куртки мобильный, опять закуриваю, открываю пиво и набираю милицию. Описываю в общих чертах ситуацию. Пока жду, быстро пью небывало вкусное пиво и думаю. Думаю, что все те детишки, устраивающие бойню из–за компьютерных игр, просто подсознательно хотели наказать то, что испортило им жизнь, сделало их изгоями, очкариками или, как сейчас модно говорить гиками. Наказать компьютерные игры. Я же – куда благороднее, я принёс последнюю жертву жестокому богу ролевых игр, чтобы больше никто не пострадал от них, так как пострадали мы. Разрушение тайны и элитарности их уютного мирка, убьёт их так же быстро, как конкистадоры в своё время убили веру в жестоких ацтецких богов. Скоро приедут менты, и я с удовольствием буду рассказывать им, что я эльф, и я выиграл игру. Неважно, что это бред, главное - побольше деталей, которые будут потом во всех газетах. Я буду флагом, который понесут новые охотники на ведьм – ролевиков, скоро хотя бы в этом городе станет меньше людей и нелюдей из другого мира. Я улыбаюсь в последний раз – широко, широко и съедаю Мишину конфету с красной шапочкой. Жизнь – прекрасна и удивительна, прямо как пиво с шоколадом!

А теперь, простите, мне пора – перед тем как приедут доблестные защитники правопорядка, я хочу послушать «Сплин». На мобильнике Димы 23:59 изменилось на 00:00, а наушники тихо запели – «Где - то появилось солнце, значит где – то появилась тень. Мы сидели и курили, начинался новый день…».

«Разве не знаете, что мы будем судить ангелов, не тем ли более дела житейские?»

Новый завет первое послание Коринфянам